— Точно? — кабатчик пожал плечами. — Ну, глядя на него, и не подумаешь. Ладно, лишь бы вас все устраивало, ребята. В общем, я тут подумал. Почему бы вам не попробовать сыграть не на дворе, а в кабаке? По крайней мере можно попробовать день-другой, и если не пойдет, вы всегда можете вернуться во двор.
Луций Домиций вскинул голову.
— Мне нравится на дворе, — сказал он. — Прекрасная акустика. Почти как в Тарентском театре. Ты там бывал?
— Кто, я? — кабатчик был слегка шокирован. — Я нигде не бываю. Слишком много дел. За всю жизнь дальше деревни не уезжал.
— Серьезно? — Луций Домиций задрал бровь. — Ты и в Риме никогда не был?
— В Риме? Боже, нет.
— Но он всего лишь в дне пути по хорошей дороге. Даже меньше, если верхом.
— И откуда такой занятой человек, как я, сможет выкроить этот день? Кабак сам по себе не работает, знаешь ли.
Луций Домиций прищелкнул языком.
— Величайший город мира у тебя прямо за дверью, и ты в нем не бывал. Тебе что, даже не любопытно?
— Нет.
Это, кажется, все объясняло.
— Прекрасно, — сказал Луций Домиций. — Да и с чего тебе любопытствовать? Всего-навсего скопление домов и лавок, да плюс несколько храмов и тому подобного. Делов-то.
Кабатчик кивнул.
— Именно так я и думаю, — сказал он. — И вообще, если я захочу поглядеть мир, мне достаточно окинуть взглядом питейный зал. Кого там только нет! У меня всякого сорта люди останавливаются. Торговцы, дельцы, всадники, даже чужеземцы. Один раз ночевал сенатор. Мне не нужно путешествовать, все сами являются ко мне.
— Верно, — Луций Домиций мрачно улыбнулся. — Кто знает, может, когда-нибудь прямо здесь, у тебя в кабаке, остановится римский император.
— Это было бы что-то, — сказал кабатчик. — Хотя не сказать, чтобы я об этом мечтал. Для дела хорошо — люди приезжали бы посмотреть, где ночевал сам Цезарь; но ему ж подавай все по первому разряду и быстро, и я не уверен, что он стал бы платить. Когда тут был сенатор, он погнал меня в деревню за выдержанным фалернским вином и гиметским медом, и мы ни разу не видели его денег. Ублюдок, — добавил он печально. — Да недельный запас свинцовых белил для его дружка стоит дороже, чем все заведение. Тем не менее, какой смысл жаловаться?
В общем, так мы и жили; и сказать по правде, видал я местечки и похуже. Через некоторое время стало немного скучно, поскольку заняться было совершенно нечем. Спасало только то, что кругом постоянно толпился народ и было, с кем поговорить. Так я узнал кое-что новенькое. Новый император, Тит Цезарь, справлялся отлично; по общему мнению, он вполне мог оказаться и получше старика, ведь он родился благородным, а Веспасиан Цезарь начинал жизнь никем. В последнее время в городе происходило много интересного: открытая война между двумя уличными бандами, во время которой сгорел целый квартал и погибла куча народу — даже один высокородный господин был зарублен в собственном доме, хотя он, вероятно, был как-то связан с разбойниками. Конечно, стражники обрушились на них, как лавина и показали бандитам, где их место, потому что это не дело — перегораживать улицы баррикадами и поджигать дома, Тит Цезарь не тот человек, который станет это терпеть. По всему выходило, что банда побольше — ребята Стримона — были выполоты, как сорняк, хотя самого Стримона и не поймали (впрочем, это только вопрос времени); другого, Сцифакса, уже некоторое время никто не видел, так что он, возможно, принял разумное решение и свалил из города. В общем, такая мощная атака на криминалитет впечатляла и лишний раз показывала, как важно, чтобы на троне сидел человек решительный. Не то что в недоброй памяти старые дни, соглашались все.
У меня новости вызвали смешанные чувства. По всему выходило, что мы с Луцием Домицием умерли очень вовремя, потому что иначе на месте Стримона и Аминты я бы испытывал сейчас самые нехорошие чувства по отношению к нам, равно как и желание разделить с кем-нибудь свои неудачи. Более того, будь я еще жив, я бы очень серьезно подумал о переезде, возможно, в Индию, Иберию или на Острова Лотофагов — и уж никак не околачивался бы на постоялом дворе не более чем в дне пути от города. Но когда вы мертвы, труп ваш сгорел, на угли рухнуло одно или два здания, можно не беспокоиться о подобных вещах. Можно сказать, что смерть была самым разумным решением в моей жизни.
Пару раз я ловил себя на мыслях о сокровищах Дидоны. Ну, я с вами согласен; но у меня образовалась масса свободного времени при отсутствии всяких дел. Я думал: конечно, все это напоминает о рыбьем меху и перьях кентавров, но такие люди, как Стримон и Аминта, вообще-то не склонны верить в сказки. Если они по этому поводу так расстарались, значит, за историей что-то да стоит — что-то, о чем Луций Домиций или его всадник, возможно и не знали. Может, и вправду в какой-то пещере лежит огромная груда золота и серебра, а если так, в сидении на месте нет никакого прока. Это привело меня опять-таки к мыслям об Одиссее, как его выбросило на тот берег, и в результате он завладел большим количеством золота и серебра, чем у него было после разграбления Трои. Я думал о словах Луция Домиция, что если бы он нашел сокровища Дидоны, то оплатил бы все долги империи и все его проблемы остались бы в прошлом. И я подумал: а что если нас с Луцием Домицием как раз и выбросило на берег без ничего, кроме кожи и грязи под ногтями, чтобы мы нашли это сокровище? В один миг мы бы стали так богаты, как он когда-то был, и даже богаче. Я думал: а что, что если мы найдем Схерию и ее счастливый берег?
(Только у нас хватит здравого смысла не возвращаться после этого домой. Я, может, и не семи пядей во лбу, но и не такой тупой, как Одиссей. Мы бы остались в Стране Розовых Слонов, между этим миром и следующим, как люди, которые умерли, но не перестали жить. Да, думал я, к этому я бы уж как-нибудь привык. Ну то есть, какой смысл отправляться в странствие или даже возвращаться домой, если любое выбранное тобой место заведомо ужасно?).