Живя во дворце, вы понятия не имеете, что творится в реальном мире.
На самом деле в реальном реальном мире, где живу я, живете вы и все прочие маленькие люди, дела шли вовсе неплохо. Само собой, повсюду кишели римляне, управляя всем, что не успело вовремя убраться у них с дороги, но с тех пор, как в большое кресло уселся Луций Домиций, налоги снижались, ну или по крайней мере не росли; он не начинал новых войн, поэтому по сельской местности не бегали толпы сержантов-вербовщиков, хватая зазевавшихся; а поскольку для разнообразия запасами зерна распоряжались полукомпетентные люди, народ на улицах не голодал. Жизнь была хороша для всех, кроме благородных римлян. К несчастью, благородные римляне были единственными, мнение которых что-то значило, а им приходилось несладко. Снижение налогов означало, что они больше не могу путешествовать по провинциям, обдирая местных и снимая сливки. Отсутствие войн было полной катастрофой, разумеется, потому что только на войне амбициозные младшие офицеры имели шанс заработать медальку. Хуже же всего, на взгляд благородных римлян, был император, выступающий перед двадцатью тысячами докеров, сыроделов и профессиональных бездельников в театре, с исполнением песенок про падение Трои под аккомпанемент арфы. Предоставь им выбор между этим и нашествием миллиона зараженных чумой германцев, и они купят германцев так быстро, что моргнуть не успеешь.
Как ни странно, заговор, перепугавший нас до усрачки, был практически единственным, который ни к чему не привел. Это был комплот с целью передачи трона Юлию Виндексу, наместнику провинции Галлия. Понятия не имею, с чего кому-то пришло в голову, что из Виндекса получится хороший император; в принципе, я о нем вообще ничего не слышал, кроме имени и должности. Но мы были так заняты, переживая по его поводу, что едва ли обращали внимание на испанского наместника Сульпиция Гальбу, пока его солдаты не оказались на расстоянии плевка от города. Очень глупая ошибка — все равно как переживать по поводу отвалившейся с кровли черепицы, и не замечать, что дом горит.
Короче, что произошло дальше, вы и сами прекрасно заняты, если только не были рождены в пещере и воспитаны волками. Армия Гальбы подошла к Риму и Нерон совершил самоубийство, прежде чем конная стража успела до него добраться; Гальба стал императором и был убит Марком Сальвием Отоном; Отон стал императором, правил девяносто пять дней и совершил самоубийство, прежде чем солдаты Авла Вителлия успели до него добраться; Вителлию повезло меньше, когда наместник Африки, Тит Веспасиан, въехал в город: его порубили на кусочки и сбросили в реку, и я не спешу заявлять, что он этого не заслужил.
Вся эта история высечена в камне, и вы слышали ее из самых надежных источников в цирюльне или узнали от старших, с которыми не поспоришь. Она слегка отличается от правды в некоторых незначительных мелочах, но коня на скаку не остановишь, как говорил мой дядя.
Могу рассказать забавную байку о Годе Пяти Императоров, как его стали называть. Как-то раз, несколькими годами позже, мы с Луцием Домицием оказались в винной лавке в Апамее — вонючей дыре на севере Сирии. Мы сидели там, нянчась с кувшинчиком ядовитого пойла и никому не мешая, и зацепились языками с одним писцом, который отправлял какие-то скучные функции в римской префектуре. В общем, он успел порядочно нагрузиться и вдруг принялся ругаться и жаловаться, какой он разнесчастный человек, несчастнее его не было на земле человека, и во всех его проблемах виноват подлый ублюдок Нерон.
Тут Луций Домиций опростал чашку и сказал, какое совпадение, его собственную жизнь этот подонок Нерон тоже пустил под откос, и писец сказал, ну вот! Луций Домиций сказал: извини, что спрашиваю, но что конкретно сделал тебе Нерон?
Ну, а писец — не помню, как его звали, да и неважно — скроил очень печальную рожу и объяснил, что он не всегда был ничтожным мелким писцом, в свое время он занимал должность секретаря по вопросам производства на Монетном дворе в Риме, где делают монеты. Это была, сказал он нам, очень высокая и ответственная должность, и свою работу он исполнял на совесть. Его начальники говорили ему, сколько монет и какого достоинства требует отчеканить, а он должен был нанять скульптора для изготовления форм (для чеканки монет из листового металла), изготовить десятки идентичных копий этих форм и следить, чтобы монеты чеканились в соответствии с расписанием и были под рукой, когда приходит время платить солдатам и все такое.
Как вы можете представить, сказал он, важной частью его работы было следить за тем, что творится в мире, в частности для того, чтобы не пропустить смену императора. Как и большинство из нас к концу правления Нерона, когда жизнь стала приобретать коричневатый оттенок и пахучесть, он, естественно, предположил, что следующим императором будет Виндекс, и принял соответствующие меры. Он отправил одного из своих художников в штаб-квартиру Виндекса в Галлии, чтобы тот внимательно посмотрел на наместника, сделал несколько набросков, по которым скульпторы Монетного двора смогут, не торопясь, изготовить формы прямо к началу нового правления.
Все было продумано, говорил он, и крупная слеза катилась у него по носу. Он прекрасно понимал, что как только придет Виндекс, первое, что ему понадобится — это несколько телег свежеотчеканенных монет для выплат солдатам. Поэтому он посадил своего лучшего гравера за работу и тот изготовил прекрасный портрет Виндекса. Скульптор вообще считал, что это его лучшая работа: в ней сочетались отменное сходство и самая бесстыдная лесть. Единственная проблема заключалась, конечно, в том, что Виндекс никогда не стал императором; и вот наш новый друг пускает свои прекрасные новые формы под молот: ему намекнули, что если Гальба хотя бы узнает про них, ему придется отвечать перед дворцовой стражей, зачем они ему понадобились. Ну и, само собой, отправляет скульпторов портретировать Гальбу. К счастью для него, главный гравер работал быстро, и очень скоро прекрасные новые денарии и сестерции покатились с прессов, готовые к отправке в солдатские казармы.