— Гален? — повторил он. — Какого черта ты здесь делаешь?
Он сказал это по-гречески, но тоном римлянина, который спустился во внутренний дворик виллы, чтобы позавтракать, и обнаружил под столиком грязного старого бродягу. Я подумал: вот это наглость, звучит так, будто этот город принадлежит ему (и тут же сообразил, что в принципе так и есть, хотя с точки зрения закона это и спорный вопрос).
Так или иначе, я вытаращился на него.
— Я думал, ты погиб, — сказал я.
— Кто, я? Нет.
На нем была довольно новая туника — хорошего качества аттическая шерсть — и весьма элегантные сандалии, получше, чем у меня; подмышкой он держал симпатичную маленькую лиру с резной рамой. Он выглядел не так, как в старые дни — заметно упитаннее, без мешков под глазами, да и жилистость — следствие недоедания и постоянных упражнений на свежем воздухе — куда-то пропала. Загар уже начал выцветать — кожа еще не отличалась оттенком дохлой рыбы, характерным для городских господ, но за сборщика винограда его было уже никак не принять.
И он морщился, будто я был испорченной устрицей, угодившей в его салат.
— Ты, кажется, в порядке, — добавил он таким тоном, будто я сделал что-то не так, причем безо всяких причин.
— У меня все отлично, — сказал я. — Слушай, мы можем отойти и поговорить, чтобы не точать тут посреди улицы?
— Чего? А, да, наверное. Но времени у меня немного. По идее, мы тут заказчиков ждем.
Однако прежде чем мы смогли куда-нибудь пойти, подошел другой музыкант.
— Доброе утро, Нарцисс, — сказал он. — Кто этот фермер?
Это его нынешнее вымышленное имя, догадался я — Нарцисс. Под фермером, предполагаю, он имел в виду меня.
— О, просто родственник, — смущенно ответил Луций Домиций. — Слушай, мы заскочим тут в заведение на той стороне, это ненадолго. Если тот мужик подойдет в мое отсутствие...
Музыкант кивнул. Он был высокий, стройный, но не тощий, с длинной черной бородой, чуть-чуть не хватает до пятидесяти.
— Не беспокойся, я замолвлю за тебя словечко. Но ты, по возможности, не задерживайся, работа обещает быть знатной.
— Кто это был? — прошептал я, пока мы шли через площадь к винной лавке.
— О, один мой друг, — сказал он, будто защищаясь. — Мы работаем месте. Он играет на флейте.
Ну что ж, прекрасно, подумал я, это все объясняет. Я заказал полкувшина разведенного и две чаши. Нести его не торопились, но таковы уж Афины.
— Ты не ответил на мой вопрос, — сказал он, прежде чем я успел открыть рот. — Что ты делаешь в Афинах?
Я ничего подобного не ожидал.
— Я здесь живу, — сказал я.
Он нахмурился.
— Что, здесь, в городе?
— Нет, в Филе, на ферме дедушки. Я ею владею.
Выражение его лица ясно говорило, чтобы я врал, да не завирался.
— Но я думал, что твой дед давно умер, — сказал он.
— Так и есть, умер.
— И оставил ферму твоим двоюродным братьям. Вам ничего не досталось.
— Совершенно верно. Но двоюродные братья тоже умерли. Я купил ее.
Он был потрясен.
— Купил? — переспросил он. — И откуда же, блин, ты взял столько денег?
Нет чтобы спросить, например, как я уцелел в кораблекрушении или что еще. Нет, его интересовало, какое отношение такой оборванец, как я, может иметь к деньгам. Очаровательно.
Но я был не в настроении затевать свару.
— У царицы Дидоны, — сказал я.
— Чего? Ты что, вернулся туда и забрал сокровище?
Я ухмыльнулся.
— Боже упаси, — сказал я. — Мне удалось прихватить кое-что во время погрузки. Ты не поверишь, что со мной происходило с тех пор, как...
— Но теперь ты фермер, так? Ты завязал с воровством, честно?
Я не смог найти подходящих слов, поэтому просто кивнул.
— А с той штукой, которую ты спер, ты был осторожен? Ты, часом, не соришь тут деньгами, привлекая ненужное внимание?
— Ну конечно, нет, — сказал я яростно. — Я не дурак.
Его выражение означало, что он в этом не вполне уверен.
— Что ж, ладно, — сказал он. — В любом случае теперь уже ничего не попишешь, я полагаю. Но что заставило тебя вернуться именно сюда? Почему ты не поехал куда-нибудь, где тебя никто не знает?
Я мог бы ответить: что, ты имеешь в виду — туда, где мы с тобой не находимся в розыске? Назови хотя бы три таких места. Но я не стал.
— Проклятие, Луций Домиций... — начал я.
— И не называй меня так, ради всего святого. Меня зовут Нарцисс, понял? — Он бросил взгляд через плечо. — Нарцисс, сын Порфира из Митилены. Запомни, ладно?
— Да мне без разницы, — сказал я, теряя терпение.
Это его взбесило.
— Бога ради, Гален, — сказал он. — Это важно.
— О, — ответил я. — А меня по-прежнему можно звать Галеном, значит?
Он вздохнул.
— Нет, если бы решал я, — сказал он. — Последнее, в чем я нуждаюсь — это ты, разгуливающий под своим собственным именем по городу, где тебя могут узнать. Но похоже, с этим уже ничего не поделаешь, так что я решил оставить эту тему.
— Честно говоря, — сказал я, — я был убежден, что ты утонул вместе с кораблем...
Он щелкнул языком, как будто сожалея, что тратит бесценное время на разговор с каким-то занудным старым пердуном.
— Это было чертовски возможно, — сказал он. — Я всплыл и сразу уцепился за какую-то деревяшку. Не знаю, как долго я пробыл в воде, но когда уже был готов сдаться, появился корабль. По-настоящему повезло.
Да уж, подумал я. А на мою долю остался только гроб — в хорошем состоянии, всего один владелец. Мог бы догадаться, что ему подадут нормальный корабль.
— А как насчет остальных? — спросил я. — Что с капитаном и командой?
Он пожал плечами.
— Ни разу не видел никого из них, — сказал он. — Думаю, они утонули. Ужасно жаль, но что поделаешь. Я помню, думал тогда, что это наказание мне за то, что я сделал со своей матерью — за тот проклятый ныряющий корабль. Но нет, появилось то судно, меня взяли на борт и спасли. И вот тогда, — добавил он, — я и встретил Филократа.