Я посмотрел на нее. Я помнил этот случай: это я опрокинул лампу.
— Продолжай, — сказал я.
— Ну вот, — сказала она. — Греческий врач сказал сержанту, который привез тело, а сержант злобно уставился на него и спросил: ты уверен? А доктор сказал: совершенно уверен, шрам именно на том месте, где был ожог, а он, кроме того, осматривал Цезаря, когда тот растянул связки в локте, слишком много упражняясь на арфе, и никакого шрама у того на руках не было. Сержанту это вообще не понравилось, потому что все, кого он опрашивал, клялись, что труп принадлежит Цезарю, но он понимал, что замолчать такое не удастся. Поэтому он пошел к своему офицеру и рассказал ему; сразу после этого они лишились своих постов и больше друг друга не видели. Но была еще одна интересная штука, сказал мне солдат: этот грек, который обнаружил шрам, был отправлен в Африку в качестве личного врача наместника, и он не пробыл там и недели, когда его зарезали на рынке какие-то грабители. Странно, правда, тебе не кажется?
— Странное совпадение, — согласился я. — Если предположить, что все это правда, конечно. Я имею в виду, что ты права, это Каллист был тогда убит, не Луций Домиций, но этот твой солдат мог сочинить эту историю, а если не сам сочинил, так услышал от приятеля.
Она кивнула.
— Я тоже думала об этом, — сказала она. — Так что через некоторое время я стала наводить справки среди старых знакомых — некоторые из нас поддерживали связь, это были в основном друзья моих родителей — и вышло так, что один парень, мой ровесник, стал писцом во дворце; я рассказала ему об этой истории, и он вдруг стал такой тихий, и я спросила — в чем дело, и он рассказал, что в его отделе целый архив писем и отчетов, с которых он три или четыре раза снимал копии, и все они были посвящены паре мелких преступников, которые шлялись по всей империи и внешностью до странности напоминали Нерона Цезаря и одно из его прихлебателей из Золотого Дома. Что ж, я сказала парню, что существует простое объяснение этому — разве он не помнит Каллиста, который выглядел в точности как Цезарь, и его брата (то есть тебя); вы оба пропали, когда Нерон Цезарь умер, так не вероятнее ли всего, что мелкие преступники — это Каллист и Гален? Но мой друг писец сказал, что сначала, когда пришли первые донесения, так и подумали, и в архиве есть приказ отправить офицера для расследования, а также отчет этого офицера, где говорится, что он нашел этих двоих и говорил с ними...
— Прошу прощения? — сказал я. — Но это неправда.
Она кивнула.
— Я знаю, — сказала он. — Не забывай, я говорила, что это было вскоре после того, как я познакомилась с тем солдатом. Ну так вот, тем временем Лициний Поллион выкупил меня из бардака, и он, надо думать, пошел на эти хлопоты потому, что я знала и Каллиста, и Нерона Цезаря. В общем, офицера, отправившего отчет, звали Лициний Макр, и он был родным племянником Поллиона, и это Поллион незадолго до того купил ему должность.
— Понимаю, — соврал я. — Так значит, это Поллион обнаружил...
Она вздернула голову.
— У него уже появились некоторые подозрения, — сказала она. — Но только после того, как я рассказала ему историю солдата, он приобрел полную уверенность. Он приказал мне сходить и еще раз поболтать с моим другом-писцом и попробовать раздобыть для него копию всего этого архива. Само собой, тому это не понравилось, но он всегда был ко мне неравнодушен, а я просила очень нежно, и в результате Поллион получил архив. Тем временем мой писец держал меня в курсе последних сообщений о вас — так продолжалось где-то два года, а потом он сказал, что больше не сможет мне помочь, потому что архив забрали из отдела и зашифровали. А вскоре после этого он заболел и умер.
— Ох, — сказал я.
— Именно. Впрочем, — продолжала она, — два других писца из его отдела тоже заболели, но потом им стало лучше и они поправились. Но Паламед — так звали моего друга — был единственным, кто умер. Не повезло, да?
Я кивнул.
— И что произошло потом? — спросил я. — Поллион пошел по следу с того места, где он оборвался?
— Вроде того. На самом деле он нашел другого писца, уже в отделе шифрования, того самого, который шифровал последние сообщения в архиве, и дал ему кучу денег. Так он узнал, что вы были на Сицилии.
Это меня потрясло.
— Он это знал?
— О да.
Плохо, подумал я; потому что если шпион Поллиона во дворце знал, где мы были, то только потому, что читал официальные отчеты, а значит тот, для кого эти отчеты писались, тоже знал. Возможно, не один человек, а несколько.
— Ладно, — сказал я. — И что же он сделал?
Она нахмурилась.
— Я не совсем уверена, — сказала она. — Я помогала ему в поисках — я и с десяток других слуг, но он никогда не говорил нам всего, только то, что нужно, чтобы выполнить поставленную задачу. Я слышала, что он отправил письмо с нарочным какому-то своему другу или деловому партнеру на Сицилии, в котором просил выручить вас из тех неприятностей, в которые вы угодили и привезти к нему, но, вероятно, что-то пошло не так, погибли солдаты, и вы вроде как проскользнули сквозь сети, — она вздохнула. — То, что он встретил тебя в Остии, было чистой случайностью. Поллион был в тот день в доках по делам — так я слышала, хотя и не от самого Поллиона — и столкнулся ни с кем иным, как с тобой. Он подумал, что знает тебя откуда-то, и денег дал просто на тот случай, если ты какой-нибудь старый приятель, переживающий не лучшие времена; и только вернувшись домой и размышляя вслух, кто б это мог быть — я слышала, как он тебя кому-то описывал...
— Знаю, знаю, — вставил я. — Полагаю, он сказал: тощий маленький грек с лицом, как у хорька.