— Короче, так, — сказал я Луцию Домицию. — Высматривай бани.
Он взглянул на меня и заскулил, но я был к этому готов.
— Ох, бога ради, — сказал он. — Уж не собираешься ли ты что-нибудь стянуть? Ты вообще обучаем? Мы ведь именно из-за этого и оказались в такой заднице.
— Конечно, — сказал я. — Есть такая деревенская поговорка: лажа как дверь — через что вошел, через то и выйдешь. Короче, нам нужен длинный шест и что-нибудь в качестве крючка.
— Нет.
— И какой-нибудь шнур, — добавил я, поскольку вообще очень внимателен к мелочам. — Давай ищи.
Шест оказалось найти нетрудно. Знаете эти штуковины, которые хозяева лавок используют, чтобы тушить лампы на улице? Мы нашли одну такую, прислоненную к стене.
С крюком было посложнее. Я подумал, что подойдет крюк для горшка, но все, какие нам попадались, были с горшками, что усложняло задачу.
Как раз когда я начал нервничать, разгуливая по рынку с длинным ворованным шестом, мы приметили прилавок скобаря, на котором были разложены новые крючья для туш, еще черные после закаливания.
— Вон они, — сказал я. — То, что надо.
Луций Домиций встревожился.
— Как ты, блин, собираешься украсть один из них, — сказал он, — если тот мужик стоит рядом и смотрит? И если ты сейчас произнесешь выражение «отвлекающий маневр»...
— Не будь дураком, — сказал я ему. — У нас же деньги есть, забыл? Мы его купим.
Так мы и сделали, а потом завернули на зады мясной лавки и вытянули из туники Луция Домиция нить длиной примерно с руку, которой и привязали крюк к шесту. Разумеется, это создавало новую проблему. Не очень умно расхаживать с крюком, привязанным к длинной палке, выспрашивая дорогу к общественным баням. В конце концов мы оторвали от туники Луция Домиция рукав и обернули им крюк. Немножко очевидно, скажете вы, но нам было не жиру.
К счастью, бани в этом городе оказалось нетрудно найти: шикарное новое здание, вероятно, не старше года. Стояло довольно раннее утро, достаточно раннее, чтобы какой-нибудь офицер еще не закончил прихорашиваться перед тем, как приступить к выполнению должностных обязанностей: орать на людей. (Если вы не дураки, то заметили, что я употребил слово «офицер» в единственном числе. Это был умный ход. Нормальному офицеру, разумеется, и в голову не придет покинуть лагерь и отправиться в город без своего верного денщика, трусящего у стремени. Единственным минусом было то, что на сей раз мне предстояло стать рабом, но что поделаешь. В конце концов, можно что угодно говорить о Луции Домиции, но он был римским аристократом, то есть тем, к чему мне не приблизиться и за тысячу лет).
Они вообще учатся чему-нибудь, владельцы бань? Где бы вы не оказались, от Гибернии до Сарматии, в задней стене бани непременно обнаружится маленькое окно, как специально предусмотренное для местных воров. На самом деле это недалеко от истины. Архитекторы объяснят вам, что оно сделано для вентиляции или еще что-нибудь наплетут. Правда же заключается в том, что банщики имеют долю в воровской добыче и все довольны. Сперва стремительный разведывательный рейд. Никого вокруг, и я запрыгнул Луцию Домицию на плечи, просунул голову в окошко и осмотрелся.
Вид передо мной предстал многообещающий. Из окошечка открывался прямой обзор на раздевалку и между всяких прочих одежд я разглядел сверкающий нагрудник в греческом стиле, какие любят богатые мальчики. Более того, не видно было никого живого, кроме трясущейся старой развалины, прислужника, и он как раз присел вздремнуть в уголку. Все это было слишком хорошо, чтобы быть правдой. Ну, торчать тут тоже смысла не было. Я просунул шест в окно и его как раз хватило. После этого всего-то и надо было, что зацепиться за один из ремешков на нагруднике и сдернуть его, решив все наши проблемы.
Ну, почти. Наверное, вы уже и сами все поняли. Нагрудник — чертовски тяжелая штука, чтобы выудить его из здания на кончике длинного тонкого шеста.
Совершенно верно, да только я об этом не подумал. Я ухитрился протащить проклятую хреновину через половину раздевалки, прежде чем шест вырвался из моей руки и нагрудник с грохотом полетел на мраморный пол, наделав столько шума, что хватило бы и на Марафонскую битву.
Даже банный сторож не смог бы такое проспать. Он подскочил, оглянулся, увидел нагрудник, качавшийся взад-вперед на полу, и исчезающий в окне шест. Естественно, он попытался схватить его и, естественно, промахнулся, но чертов крюк зацепился за его рукав. И вот уже я, как удачливый рыбак, тащу старого пердуна по полу за этот самый рукав.
Он принялся вопить, как резаный, и в раздевалку повалили мужики — разгневанные, совершенно голые и все как один жаждущие моей крови.
Ну, мне хватило ума отпустить шест, но это вывело меня из равновесия. Секунду я качался туда-сюда, а затем медленно свалился с Луция Домиция и приземлился коленом на твердый камень мостовой. Луций Домиций тоже упал — на меня — и мы остались лежать, завывая от боли, в то время как в бане орал, вызывая стражу, какой-то злобный говнюк.
Это был идеальный момент, чтобы смыться, но я повредил колено и не мог двинуться с места. Луций Домиций был не в лучшей форме, но тем не менее он подскочил, схватил меня как мешок с углем, перекинул через плечо и пустился бежать со всей прытью.
Вот такой он молодец. Возможно, он воображал себя отважным героем, вроде того чувака из поэмы, который на собственных плечах вынес старенького папу из горящей Трои. К несчастью, в нашем случае получилось иначе. Пробежав с десяток шагов, Луций Домиций споткнулся и мы снова грохнулись на землю. Не стоит и говорить, что я опять летел коленом вперед. В тот момент я не мог думать ни о чем, кроме того, как же мне больно; Луций Домиций возился, пытаясь спихнуть меня с себя, чтобы встать. Неудивительно, что когда прибежали стражники, мы все еще были там.