— В смысле, разыскивает нас? Обманутые нами люди?
— Возможно, — сказал Луций Домиций. — Самое пугающее, что мы не знаем, кто это. Но они следуют за нами от самой Сицилии — последний пункт нашего маршрута — они отыскали нас здесь, и оставили нам немного денег, пока мы спали.
— Понятно, — сказал я. — Они дали нам денег, и при этом, говоришь ты, мы от них убегаем. Зачем?
Он скорчил рожу.
— Сложно объяснить, — сказал он. — Но давай проясним несколько моментов. Тебя зовут, — продолжал он, — Гален.
— Гален, хорошо.
— А меня зовут... ну, ты зовешь меня Луцием Домицием.
—Это настоящее твое имя?
— Ну, да, —сказал он. —Настоящее. По крайней мере, часть настоящего. Если полностью — Луций Домиций Агенобарб...
— Это же римское имя?
— Да. Я римлянин. Так вот я говорю, что мое настоящее имя Луций Домиций Агенобарб Нерон Клавдий Германик Цезарь Август.
Я хихикнул.
— Очень длинное имя, — сказал я.
— Не говори. Но смысл в том, что ты единственный человек в мире, который знает, кто я такой.
— А я знаю? Ладно, предполагаю, что знаю, раз ты так говоришь. Но только, понимаешь, не помню.
Он прикрыл глаза.
— Слушай, — сказал он. — Ты же помнишь про императора Нерона?
Я кивнул.
— Ублюдок, — сказал я.
— Именно. Ну так вот, он — это я. Я это он.
— Не городи чепухи, — сказал я. — Нерон мертв. И хрен с ним.
— Нет, он не мертв. В смысле, я не мертв. Я очень даже жив. Я имитировал свою смерть с помощью твоего брата, и с тех пор мы с тобой бродяжничаем. Десять лет.
— Зарабатывая на жизнь обманом?
— Да.
— И на самом деле ты переодетый римский император.
— Верно.
— Извини, — сказал я. — Не верю ни единому слову.
Сам себе сердце разбил, уверяю вас. Выражение лица у него стало такое, что и судебный пристав бы разревелся. Но на этой стадии было уже слишком, слишком поздно откатывать, так что я более или менее застрял, а играя свою роль, я должен был делать это убедительно. Это не просто — лгать человеку, которого ты знаешь десять лет (если это, конечно, не ваша жена).
— Мне жаль, — сказал он, — но я не могу это доказать. В смысле, я не могу представить тебе клятвенное свидетельство, заверенное претором или что-то в этом роде, — он мрачно рассмеялся. — Проклятье, я потратил столько усилий, чтобы не быть Нероном, что лишился, похоже, способности быть собой. Все что я могу сказать — если я не Нерон, то какого хрена мне им притворяться? Можешь придумать хотя бы одну достойную причину, по которой кто-то станет выдавать себя за самого ненавистного человека в истории?
Тут он был прав, конечно.
— Ты все верно говоришь, — сказал я. — Но это может быть хитроумным встречным обманом. Ну, допустим, ты действительно жулик, а я на самом деле богатый простак, которого ты пытаешься обдурить. Может, не слишком убедительная версия, но все равно гораздо более вероятная, чем история с мертвым императором.
Ну, это его на некоторое время заткнуло. Действительно, версия была складная, потому что на самом деле это весьма разумная схема: зацепляетесь языками с каким-нибудь типом в таверне, роняете, вроде как случайно, что вы некий разыскиваемый преступник. У вас вроде как есть толстая заначка, но вы не решаетесь вернуться к ней, опасаясь быть пойманным, поэтому предлагаете продать карту, где искать ваше золото. Я даже запомнил ее на будущее. Корка за коркой — на буханку наскребешь, как выражаются у нас.
Бедолага совсем разнервничался.
— Слушай, ты, тупой греческий висельник, — сказал он. — Если ты думаешь, что ты богач, посмотри на свои ладони, и скажи мне, могут ли быть такие у богача. Последнюю пару месяцев ты махал мотыгой, чтобы не сдохнуть от голода.
Я посмотрел на руки, просто чтобы продемонстрировать добрую волю.
— Ничего не доказывает, — сказал я. — Я могу быть трудолюбивым земледельцем, которому удалось отложить кое-что дочке на приданое.
Он издал неприличный звук.
— Обещаю тебе, — сказал он, — что как только к тебе вернется память, я дам тебе такого пинка в задницу, что ты в Пренесту улетишь. Это ты-то трудолюбивый земледелец!
Вообще-то нечестно было так говорить, ибо если бы не подлость Судьбы, именно таким я бы сейчас и был.
— Ничуть не более невероятно, чем версия, будто ты - римский император, — сказал я. — Достаточно одного взгляда на тебя. Нет, я бы сказал, что ты отставной гладиатор или только что с галеры.
Я думал, он сорвется, но ему удалось сдержаться.
— Слушай, — сказал он. — Если удача и бог не отвернутся от нас, башка твоя через день-два придет в порядок и ты все вспомнишь сам, поэтому я не буду тратить время и воздух, пытаясь тебя убедить. Я рассказываю все это только для того, чтобы вернувшиеся воспоминания не стали для тебя шоком. Кроме того, я был бы очень обязан, если бы ты избегал заявлений, которые могут привести нас обоих на крест. Лады?
Я посмотрел ему в глаза. Я профессионал, конечно, но все равно это было непросто.
— Ты странный тип, — сказал я. — Если хочешь знать мое мнение, это тебе нужен врач. Тем не менее, если меня будут спрашивать, я скажу, что ты не император Нерон. В конце концов, это чистая правда.
Он собирался что-то сказать, но передумал, а я заметил, как у него в глазах что-то мелькнуло. Только спустя какое-то время я понял, что это могло быть, а именно: я был единственным человеком в мире, исключая Фаона — если старый говнюк был еще жив — который точно знал, что он был императором Нероном. Если бы я это забыл, ничего страшного не произошло бы, верно? Ведь мне бы тогда могли загонять иголки под ногти, и все равно я бы ничего не сказал, потому что ничего не помнил.