— Прекрасно, — сказал он. — Просто имей это в виду, и все будет хорошо.
Он вышел, а я повернулся на бок и попытался заснуть. Куда там. Я лежал и мучился совестью. Поразительно, сказал я себе. Мы с Луцием Домицием много пережили вместе, и разве я не обещал Каллисту приглядеть за дураком? И хватило милого личика — милого личика с гигантским носом к тому же — чтобы все это вылетело в трубу. Изумительно. И даже если на мгновение отложить это в сторону, разве не висит над нами таинственная угроза? Когда на меня свалилась стена, я как раз решил свалить из Рима, запрыгнуть на первый же попавшийся корабль и убраться так далеко от города, как только можно. И что я собираюсь сказать неизвестным злодеям, когда они наконец меня доберутся? Не трогайте меня, я влюбился? Отличный план!
Но это было как спорить с ребенком. Ты представляешь все факты, выстраиваешь доказательства, а маленький поганец только смотрит на тебя и знай себе лопает червяков или пьет из лужи. Я знал, что веду себя крайне глупо, но остановиться не мог. Тогда-то до меня и дошло, как черепицей по башке. Я влюблен. Дерьмо.
Ну да, конечно. Это для знатных сопляков в порядке вещей — шататься, распевая и улыбаясь бессмысленной улыбкой, только потому, что какая-нибудь девица ему улыбнулась. Ему все равно больше нечем заняться, сопляку. Денежки звенят у него в кошельке и уж конечно он не интересует ни стражу, ни безжалостных убийц. Любовь — занятие для честных бездельников; такие, как я, этой возможности лишены. Жаль, что любовь об этом не знает, иначе человечество было бы спасено от многих неприятностей.
Надо отдать должное глупости: она позволяет просто взять и выкинуть любую мысль из головы. Полезный для выживания навык, кстати, учитывая количество камер смертников, в которых я успел побывать.
Я перестал об этом думать и попытался представить, что я скажу Миррине при следующей встрече, и за этим занятием, видимо, заснул, потому что в следующее мгновение увидел Миррину собственной персоной, нависающую надо мной, как ворона над трупом мелкого животного.
— Ой, страшно извиняюсь, — сказала она. — Я тебя разбудила?
— Все прекрасно, — ответил я. — Сколько времени?
— О, ужин только закончился. Братья и твой друг допивают вино, и я подумала, что могу тебя навестить. Тебе лучше?
Ну, для начала голова больше не болела. С другой стороны, поскольку болезнь была единственной причиной, по которой она была со мной мила, я не спешил сообщать об этом.
— Немного, — сказал я. — Голова по-прежнему очень болит.
— О боги. Так легче? — спросила она, обтирая меня ветошью. На самом деле это ужасно раздражало.
— Чудесно, — ответил я. — Если тебе не трудно, то есть.
— О нет, мне нетрудно, — и она залезла ветошью мне в глаз. — У меня для тебя хорошие новости.
— Правда? Какие?
Она улыбнулась мне.
— Пришли ваши друзья, — сказала она.
Я уселся столбом, в результате чего ее мизинец оказался у меня в носу.
— Наши друзья? — спросил я.
— Ну вот, а я думала, ты обрадуешься, — сказала она. — Кто знает, может быть, при виде их твоя память вернется? В подобных случаях часто так происходит, если верить Аминте. Он рассказывал, что один его пациент...
— Что за друзья-то? — перебил ее я. — То есть — как они выглядят? Что говорят?
— Ну, — тут она наконец убрала тряпочку от моего лица. — Я спустилась вниз, чтобы набрать воды...
— Когда это было?
— О, около часа назад, ты еще спал. В общем, я пошла в переднюю комнату, и тут вошли двое — грек в красивом красном плаще, довольно дорогом, я бы сказала, и невысокий мужчина, вероятно, италиец, с лысой головой и клочковатой бородой. Они спрашивали трактирщика, не видел ли он двоих мужчин — крупного италийца с толстой шеей, так они сказали, и грека с острым носом и маленькими глазами, — она засмущалась. — Ну, на самом деле они сказал «грек с лицом как у хорька». Мне не кажется, что ты хоть капельку похож на хорька, но...
— Значит, так они сказали? В точности?
Она кивнула.
— И я, конечно, сказала — да, они здесь, на постоялом дворе, но с греческим господином произошел несчастный случай, на него свалилась стена, и он лежит в постели, наверху. Я только собралась рассказать, как Аминта спас твою жизнь, и разве не замечательно, что он оказался врачом? — но мужчины поблагодарили меня и сказали, что вернуться позже. Они не сказали, когда...
Я выпрыгнул из постели и стал нашаривать башмаки. Миррина легонько взвизгнула и быстро отвернулась, возможно, из-за того, что на мне ничего не было.
— Где мои башмаки? — спросил я.
— Под кроватью, — ответила она, не оборачиваясь. — Послушай, тебе не следует вставать, Аминта сказал...
Про себя я послал Аминту подальше.
— Все в порядке, — сказал я. — Мне уже гораздо лучше. Ты рассказала об этом Лу... рассказала моему другу?
Я видел, как она дернула головой.
— Нет, он же ужинает с братьями, и я не могла ничего ему сказать, пока они не закончат.
— Чудесно, — пробормотал я. — Погоди, ты говорила, это случилось час назад? Почему ты раньше мне не сказала?
— Ты же спал, — сказала она. — Я не хотела тебя беспокоить.
Тупая сука, подумал я, и тут же передумал: нет, она просто тактичная, она же ничего не знает.
— Можно тебя попросить кое о чем? — сказал я, натягивая тунику через голову. — Не могла бы ты сбегать и рассказать про все это моему другу? Я уверен, ему будет интересно.
— Хорошо, — сказала она. — Наверное, они скоро допьют вино и я сразу ему скажу.
— Сейчас же! — заорал я. — Я хочу сказать, думаю, тебе лучше рассказать ему прямо сейчас, если тебе все равно. Я уверен, что ему нужно узнать об этом как можно скорее.