Песенка для Нерона - Страница 127

127

Возможно, перспектива кончить, как Аминта, сделала его умнее, но все равно это никак не умаляет его качеств, если хотите знать мое мнение.

В общем, мы забрались обратно на корабль, торопясь отчалить, потому что чем скорее мы отплывем, тем скорее сможем вернуться и приступить к трудоемкому процессу переплавки изысканных предметов искусства в унылые слитки. Едва мы удалились от берега, поднялся крепкий ветер, и поначалу это нас обрадовало. Более того, он дул в точности в нужном нам направлении, как будто боги смухлевали, чтобы оказать нам помощь. Это было хорошее чувство.

Но ветер продолжал крепчать. Понятно, я ничего не смыслю в корабельном деле, ужасно запутанном и сложном; все эти увалить под ветер к юго-западу, поднять парус и привести корабль к ветру, когда Сириус встает по правой скуле — морские типы понимают все эти вещи, но что касается меня, то вы можете просто гавкать — смысла из вашего лая я извлеку не сильно меньше, чем из морского жаргона. Так что когда моряки стали перешептываться насчет ветра, я не мог уразуметь, в чем проблема — то ли мы идем не туда, то ли ветер замедляет наш ход, то ли корабль вот-вот перекинется пузом кверху и всех нас утопит. Кроме того, я был слишком занят, удерживая на месте ту малость, которая еще находилась в моем желудке; поскольку припасы наши подходили к концу, я решил, что было бы чистым преступлением выблевать за борт то, что я только успел съесть. Луций Домиций тоже имел довольно зеленый вид, так что мы решили, что лучшее, что можем сделать — это заползти куда-нибудь в щель, чтобы не путаться под ногами у профессионалов, и надеяться, что ветер выдохнется до того, как мы окажемся в Индии.

Должен сказать, я вообще не очень люблю Средиземное море. Большую часть времени оно нормально себя ведет, как и положено морям, но когда с ним приключаются эти его истерики, оно становиться способно серьезно подговнить. Очень скоро оно собралось в большущие волны и стало ронять их на нас сверху, так что все промокли до нитки, а у команды появились дополнительные темы для технической болтовни. Прежде всего, хотя я и встревожился (а всякий, кто плывет по морю на корабле и не тревожится — либо дурачок, либо спит), но твердил себе, что это, вероятно, одна из тех вещей, с которыми моряки имеют дело постоянно — просто еще один рабочий день, никакой опасности, несколько неудобно, но и все; да и вообще, я же не сахарный, не растаю. Но ветер все усиливался и усиливался, моряки начали скользить, падать и вопить, и довольно много моря поступало внутрь сквозь щели в дне, и мы не двигались, кажется, ни вперед, ни назад, а только вверх-вниз, как дети на качелях. Затем я увидел огромную волну, поднявшуюся над кораблем и ринувшуюся на него, как разъяренная свинья.

Она дала кораблю такого тычка, что я грохнулся спиной о борт, а когда поднял глаза, увидел, как кормчий Титир лицом вниз едет через всю палубу, а потом перелетает через борт и падает в воду. Я закричал... кажется, в таких случаях надо кричат «человек за бортом!», но тогда я не смог вспомнить, и заорал: сюда, Титир упал в море! Никто не ответил и даже не попытался что-то сделать, поэтому я прокричал это снова. Я знал, что меня слышали, потому что двое или трое повернули голову в мою сторону, не прерывая своих занятий — они цеплялись за канаты и борта или катались по палубе. Тут до меня дошло, что у нас серьезные проблемы, и я чуть не обосрался со страха.

Не спрашивайте, что произошло дальше, потому что я больше не обращал внимания на большой мир, меня интересовал только тот маленький, жалкий его уголок, в котором находился я сам. То ли корабль врезался во что-то, то ли что-то врезалось в корабль, но ощущение было в точности такое же, как когда в темноте со всего маху въезжаешь рожей в дерево. Я цеплялся локтем за столб, но ослабил хватку, наверное, потому что полетел через палубе на правом бедре. Плечом я врезался во что-то твердое, оно тоже поддалось, и я взлетел в воздух, а потом поверхность воды ударила меня со всей силы и я оказался под ней, извиваясь и лягаясь изо всех сил. Часть меня говорила: успокойся, тебя не бросят посреди моря, они повернут и подберут тебя или спустят лодку или еще что. Но я прекрасно знал, что ничего подобного никто делать не станет, потому что они ничего не смогли сделать даже для своего коллеги и друга Титира — только недовольно зыркали на меня за то, что я привлек внимание к этому обстоятельству.

Ну вот.

Я гадал, что обо мне скажут внизу, в царстве мертвых. Как вы, наверное, заметили, так называемые смертельно опасные ситуации для меня не внове — камеры смертников, кресты, телеги, вооруженный эскорт по дороге на виселицу, сами виселицы, тюрьмы и так далее, не тот конец чужого меча, горящие здания и все такое прочее. Так как обстоят мои дела, спрашивал я себя, если говорить о царе Плутоне и его людях? Потирают ли они руки каждый раз, когда мне близится крышка, бормоча: на сей раз засранец уж точно наш? Или они начинают метаться в панике, ужасаясь тому, что я проскользну мимо Паромщика и трехного пса, поселюсь рядом, понизив статус всего квартала и сведу их с ума своей бесконечной болтовней? Это вполне возможно, знаете ли. А может, они говорят: твою же мать, это опять он, быстро сделайте что-нибудь: и тотчас случается внезапная амнистия, дверь камеры забывают запереть, некто, впоследствии оказывающийся печально известным главарем уличной банды, вырезает взвод кавалеристов, или же лично вмешивается сам римский император. Как мне представляется, я никогда и нигде не был особенно желанным гостем, так с чего в залах Тартара дела должны обстоять по-другому? Это ведь разумное предположение, да? Большинство людей ужаснулось бы необходимости скоротать денек в моей компании; едва я окажусь внизу, то останусь среди них навечно. Даже думать о таком не хочется, серьезно. В общем, как я говорил, я барахтался в воде, пытаясь научиться плавать. Мне удалось пинками вырваться обратно на поверхность — как раз чтобы увидеть, как гигантская волна бьет наш старый добрый корабль в борт. Это было как в кабацкой драке, когда кому-нибудь из драчунов прилетает в челюсть от другого, которого он даже не видит; вот только что корабль держался прямо, а в следующий момент он завертелся на волне и так низко качнул мачтой, что выпрямится уже не мог. Сейчас же на него обрушилась следующая волна, и у меня возникло ощущение, что царь Нептун, оглушив корабль, приблизился, чтобы окончательно вышибить из него дерьмо. Тут я изменил мнение и решил, что лучше мне, наверное, оставаться там, где я есть.

127